Огюст де Лиль-Адан - Будущая Ева [Ева будущего]
Если б не эта ошеломляющая механическая штука, вырабатывающая Идеальное, он, может статься, так и не познал бы подобной радости. Эти полные волнения слова Гадали реальная комедиантка произнесла, ничего не чувствуя и ничего не понимая: она полагала, что играет «персонаж» — и вот персонаж появился на невидимых подмостках и вжился в роль. И поддельная Алисия была естественнее, чем настоящая.
— Я ни в чем не уверен! — отвечал лорд Эвальд. — Кто ты?
VI
Образы в ночи
Человек есть падший бог, что вспоминает небо.
ЛамартинГадали наклонилась к юноше и заговорила голосом живой:
— Когда ты жил у себя в старом замке, Селиан, часто после дня, проведенного в утомительных охотничьих забавах, ты вставал из-за стола, не притронувшись к своему одинокому ужину, шел к себе в спальню, ибо жаждал темноты и ненарушимого покоя; и глаза твои, смыкавшиеся от сна, досадовали на свет факелов, которыми тебе освещали путь.
У себя в спальне ты на мгновение обращал мысли к Господу, затем гасил лампу и засыпал.
И вот тревожные видения волновали во сне твою душу!
Ты внезапно просыпался и, побледнев, оглядывался в потемках.
И тебе являлись некие образы или формы; иногда тебе виделся чей-то лик; он глядел на тебя с торжественной пристальностью. Ты же пытался поскорее опровергнуть свидетельство собственных глаз и искал объяснений тому, что видел.
И если это не удавалось тебе, сумрачная тревога — продолжение оборвавшегося сна — томила дух твой до смертного изнеможения.
Чтоб рассеять порожденные ею мысли, ты зажигал свет, и разум твой убеждал тебя, что лики эти, силуэты, взгляды — всего лишь эффект игры ночных теней, отсвета дальних облаков на занавеси, твои снятые одежды, в беспорядке брошенные на кресло и обретшие странную жизнь по воле молчаливых миражей ночи.
И тогда, улыбнувшись первым своим страхам, ты снова гасил свет и, довольный столь неопровержимым объяснением, засыпал.
— Да, помню, — сказал лорд Эвальд.
— О, это было весьма разумно! — продолжала Гадали. — Однако же ты забывал при этом, что есть некая реальность, самая достоверная из всех, — та самая, внутри которой, как ты знаешь, мы бродим, не ведая путей, и которая хоть и передает нам неизбежно свою субстанцию, но субстанция эта нематериальна (я говорю о Бесконечности); так вот, эту реальность одним только разумом не познать. Напротив, наши представления о Бесконечности столь смутны, что ничей разум, пусть даже признающий безусловную необходимость постичь ее, не в силах представить ее себе иначе, как в каком-то предчувствии, головокружении либо в желании.
Так вот, в те мгновения, когда наш дух, еще под завесою полудремы, готов вот-вот принять на себя снова бремя Разума и Чувств, он весь пронизан смешанным флюидом, излучаемым этими причудливыми сновидениями; и любой человек, в котором развивается — уже здесь — зародыш духа, избранного для него Грядущим, и который уже ощущает, что действия его и тайные помыслы созидают плотскую оболочку того образа, в котором он возродится или — если это слово тебе более по вкусу — продолжится, так вот, человек этот сознает, что в реальности, существующей вокруг него, реально существует еще одно пространство, которое нельзя описать словами, а видимое пространство, в котором мы заперты, — всего лишь его образ.
Этот живой эфир — безграничная и свободная область, где счастливый странник, стоит ему чуть-чуть задержаться, ощущает, как в глубины временного его существа досрочно прокрадывается тень того существа, которым ему предстоит стать. И тогда устанавливается сродство между его душой и этими существами, для него еще принадлежащими будущему, этими невидимыми вселенными, смежными со вселенной наших чувств; и дорога, связывающая оба эти мира, — не что иное, как то владение Духа, которое Разум — ликуя и подсмеиваясь над тяжкими своими целями, на недолгое время победоносными, — именует с пустым презрением миром ВООБРАЖАЕМОГО.
Вот почему тебя обмануло интуитивное и простодушное впечатление, внезапно подействовавшее на дух твой, который еще блуждал вдоль границы между странным сном и явью. Да, они были там, в спальне, вокруг тебя, те, кого нельзя назвать по имени, эти предвестники, внушающие такую тревогу и днем мелькающие молнией лишь в каком-то предчувствии, каком-то совпадении, каком-то символе.
И вот по милости бесконечного мира, именуемого миром Воображения (а созидать его в нас и вокруг нас так помогает тьма с ее безмолвием), эти образы отваживаются пробраться в наши лимбы и отблеск их присутствия появляется — о, не внутри души, лишь на ее поверхности, — когда душа готова принять таких гостей, если дрема Разума позволила ей приблизиться к миру их — и тогда… О, если б ты знал!
И Гадали в темноте взяла за руку лорда Эвальда.
— Если бы ты знал, как тщатся они обрести видимость насколько возможно, чтобы предупредить душу и придать сил ее вере, пусть ценою Ночных Страхов! — как проникают в первую попавшуюся оболочку, которая создает им иллюзию непрозрачности и назавтра закрепит у пробудившегося воспоминание о мелькнувших гостях! У них нет глаз, чтобы видеть?.. Неважно, они глядят на тебя самоцветом в перстне, кнопкой на лампе, звездным бликом на зеркале. Нет легких, чтобы обрести голос? Но они обретут его в жалобном завыванье ветра, в поскрипыванье ветхой мебели, в гулком стуке от падения на пол пистолета или шпаги, сорвавшихся со стены. У них нет ни зримых ликов, ни абрисов? Они изобретут их для себя — воспользуются складками ткани, прихотливой веткой куста, очертаниями предметов, тенями, что те отбрасывают, — лишь бы подольше помнилось их появление.
И первое естественное побуждение Души — признать их — а способ и форма признания — все тот же священный ужас, что возвещает об их появлении.
VII
Борение с ангелом
Позитивизм сводится к тому, что забывается — как бесполезная — безусловная и единственная истина: линия, проходящая у нас под НОСОМ, НЕ имеет ни НАЧАЛА, НИ КОНЦА.
Не помню ктоПомолчав, Гадали продолжала, и голос ее проникал в душу все глубже и глубже:
— Но тут нынешняя твоя Природа, встревоженная этими вражескими вылазками, спешит к тебе и одним прыжком снова вторгается к тебе в сердце, пользуясь законными своими правами, пока еще оставшимися в силе. И она напоминает тебе о своем присутствии, встряхивая звонкими и логическими звеньями великой цепи — Разума, как кормилица; встряхивает погремушкой, чтоб дитя не плакало. Откуда взялась твоя тревога?.. Да полно, это всего лишь голос твоей Природы! Это всего лишь она, она ощущает свою немощность в присутствии пришельцев из другого мира, неотвратимо надвигающегося, а потому бьется внутри тебя, чтобы ты пробудился окончательно, — иными словами, чтобы ты вновь обрел в ней себя — и тем самым изгнал чудесных гостей за пределы той области, где правит ее грубая сила. Твой Здравый Смысл? Да это сеть ретиария, твоя Природа окутывает тебя этой сетью, чтобы ты не смог вознестись к свету, чтобы защитить самое себя и вновь завладеть тобою — пленником, пытавшимся бежать из плена! И твоя улыбка — когда ты узнаешь стены своей темницы, когда ты поддался темным уловкам своей нынешней Природы, — это знак ее победы, мнимой и минутной: ты снова принял ее жалкую реальность, снова завяз в ее тесном мирке.
И вот когда ты заснул снова, ты действительно обратил в бегство этих провозвестников неотвратимого будущего, которых, однако ж, узнал! Ты изгнал из своего окружения объективные сущности, принадлежащие твоему миру Воображаемого! Ты усомнился в твоем священном мире Бесконечности! Какова твоя награда? О, зато теперь ты спокоен!
Ты снова твердо стоишь на Земле… всего лишь на той самой земле-искусительнице, которая неизменно будет приносить тебе одни разочарования, как приносила их твоим пращурам; всего лишь на земле — и теперь эти животворные чудо-пришельцы кажутся тебе никчемными и ничтожными, ведь ты видишь их только в памяти, и глаза твои снова повинуются только рассудку! Ты говоришь себе: «Сонные бредни, морок!..» И, довольствуясь весомостью нескольких смутных слов, ты бездумно мельчишь в себе самом ощущение собственной сверхъестественности. И на следующее утро, подсев к распахнутому окну, впивая чистый воздух и чувствуя радость в сердце и спокойствие — ведь ты заключил сам с собой это сомнительное перемирие, — ты прислушиваешься к дальнему гомону живых (твоих ближних!), они тоже проснулись, спешат взяться за свои дела, их пьянит Разум, их манят до безумия все коробки с игрушками, которыми тешится Человечество, достигшее зрелого возраста и вступающее в Осень.
